palas | Дата: Субота, 10.06.2017, 16:33 | Повідомлення # 1 |
Сержант
Група: Пользователи
Повідомлень: 20
Статус: Offline
| IШёл восьмой месяц как Толик находился в качестве ученика слесаря – сборщика 36 экспериментального цеха. Это был повод задуматься. А задуматься можно было прямо на рабочем месте: 36 цех в последнее время не был особенно загружен работой, и, за исключением Валентина Михайловича – старика-старожила, который приходился Толику здесь наставником, каждый время от времени искал себе занятия не связанные с производством непосредственно. Обычно, в такое время Толик останавливался возле окна и любовался живописным видом Днепра и острова Хортицы, но теперь вот вместо этого сел за свой стол и погрузился в размышления. Странно, думал он, когда его принимали учеником, период, за который ученик получал специальность равнялся шести месяцам, но, похоже, сейчас об этом обстоятельстве кроме него уже не помнил никто. Правда, ученическую надбавку сняли точно в срок, а значит его положение на предприятии приобрело вообще какой-то неопределенный статус. Вспомнились ему тут и некоторые другие странности, преследующие его с самого момента поступления в это учреждение (кстати говоря, раскинувшееся высотным строением в образе развернутой книги на самом берегу Днепра с видом на остров Хортицу – жемчужину края, казацкую вольницу и т.д., и именуемое Научно-исследовательским институтом радиосвязи). Вспомнилось удивленное лицо начальника одела кадров. «Как? Мы давали объявление и приеме на работу? Когда?..» Молодцеватый зам. начальника цеха, бывший летчик. «Сколько лет? После армии?» Заполнение документов, в которых до сих пор еще сохранилась графа «имел ли родственников за границей, а также проживающих во время войны на оккупированных территориях». Но вот, наконец, все улажено и он поднимается на лифте этого засекреченного в прошлом объекта работающего на оборону. В дальнейшем Толик обнаружит, что лифт имеет одну скверную особенность останавливаться посреди этажей, чаще всего под конец рабочего дня. Заставить его продолжить движение можно, если сделать несколько прыжков на месте. Но в инструкциях об этом умалчивается, а, следовательно, оказавшийся в безвыходной ситуации сотрудник должен догадаться сам, развивая в себе изобретательские способности и смекалку, не зря же он и занимается научными изысканиями. Пока же у Толика почему-то возникло ощущение погруженности во внутрь некого подводного аппарата, движущегося в неизвестном направлении. На соответствующем этаже его встретил низенький человек в белом халате и огромных очках, внешне более напоминающий гуманоида женского пола (как впоследствии выяснилось, это была временно заменяющая мастера монтажница) и повел по длинному узкому коридору. Конечно, все это произвело впечатление, но самой большой неожиданностью оказалось то, что несмотря на положение ученика, учить – то его как раз никто не собирался.– Вот, Михайлович, привела вам ученика, – зайдя в цех бодро заявила монтажница, предполагая, видимо, обнаружить необыкновенную заинтересованность в происходящем с его стороны. Старик, однако, бурной радости не проявил и отреагировал сдержанно.– Зачем он мне нужен. Делать больше нечего?Но, видно, его мнение в расчет не принималось, а потому Толик одел белый халат, сел за рабочий стол и просидел за ним без дела около часа, пока Валентина Михайловича не надоумили пойти в библиотеку и взять несколько книг, чтобы ученик хоть чем-то был занят. Трудно предположить, чему бы научился Толик глядя на мудреные книги с заголовками вроде «Приборостроение в свете общего спектра научных задач с целью выявления новых методов проектирования», не будь в цехе 36 молодого рабочего Ромы, который, собственно, и занялся его обучением слесарному делу. А вскоре и самому Толику в свою очередь пришлось передавать знания следующему вновь поступившему ученику Валентина Михайловича. Вот так развивался в научно-исследовательском институте метод великого педагога Ланкастера. Причем, если Толик мог иногда найти в себе мужество потревожить наставника каким-либо вопросом, всегда, впрочем оказывавшимся неуместным и с не очень хорошей стороны характеризовавшем вопрошающего, то новичок оказался еще более скромен в этом отношении. Он настолько боялся старика, что за все время обучения так и не осмелился ни разу обратиться к нему за помощью. Но вначале, с первых же дней вот какой поучительный урок усвоил Толик: здесь никто, никогда и ни при каких обстоятельствах не возьмет на себя ответственность за собственные просчеты. Любым способом свернуть свою вину на товарища – таков был неписаный кодекс чести сотрудников института,продиктованный, видимо, профессиональной гордостью, а, может и этикой научных работников.Много чего еще мог бы вспомнить Толик, но тут в комнату вошла молодая сутуловатая монтажница с некоторыми видимыми признаками слабоумия и, держа в руках тару с платами для сборки, остановилась возле его стола, ожидая когда на нее обратят внимание. Толик никуда не спешил поэтому заставил себя несколько минут подождать, затем медленно повернулся и молча забрал чертеж и коробку с платами. Можно было приступать к работе. Однако, собрав несколько деталей, Толик вдруг обнаружил, что у него закончилась стопорная краска для крепления винтов. Это явилось для него как всегда полной неожиданностью. Пополнить незаметно опустевший пузырек опустить можно было у Валентина Михайловича, но старик не любил делиться собственными запасами, а поэтому обычно в таких случаях после долгих ворчаний предлагал отправиться за краской в какое-то неопределенное место, найти, которое в запутанном строении способен был не каждый. В общем оставалось лишь тянуть время, ожидая когда наставник выйдет помыть руки перед обедом, а там уже постараться перелить небольшую часть краски из его бутылки несанкционированно. Толик посмотрел в сторону наставника. Старик был явно не в духе. Сегодня открывая окно, он поранил руку и настроение у него испортилось. Причиной было нестандартное устройство ручки окна, открывать которое следовало с особой осторожностью, иначе сложный хитроумный механизм щеколды мгновенно вырывал кусок мяса из пальца забывчивого сотрудника, который не продумал предварительно эту операцию. Поскольку Толик работал на «сдельщине», и его никто особенно не торопил, теперь он старался как можно медленнее делать работу не связанную с применением краски. Перед обедом в цех влетела бойкая дюжая мастер, Зоя Александровна. Все почему-то называли ее «мамкой».– Слышите, Михайлович, там в мужском туалете труба лопнула. Надо что-то делать.– Вам надо, вы и делайте.– Так, я вам сказала.После этого диалога мастер резко развернувшись пошла обратно, а Валентин Михайлович продолжал сидеть на месте и заниматься своей работой, бормоча вслед Зое Александровне:– Вечно у вас все не так.Чувство коллективизма за годы Советской власти Валентину Михайловичу так и не привилось и он всегда строго отделял себя от всех остальных. Тем временем Толик успел догнать мастера в коридоре и завел разговор и своем деле.– Зоя Александровна, а когда мне присвоят разряд, уже ж семь месяцев прошло.– Какой разряд?– Ну.., обычный разряд– А разряд…– Да…– Так э-э… рано ж еще…– Семь месяцев уже…– И что, до сих пор не присвоили?– Да нет пока.– Ладно, я поговорю с начальником цеха.Во время этого разговора из соседней двери монтажного цеха вышла жизнерадостная женщина, внешне чем-то напоминающая свежую розовую редиску и этим резко контрастирующая с остальными монтажницами, отличающимися нездоровой желтизной. Она остановилась возле мастера и весело наблюдала за диалогом, после чего в том же расположении духа, но уже вместе с Зоей Александровной отправилась обратно в цех. А Толик, в свою очередь, пошел наоборот, назад, в свой сборочный. За время его отсутствия ситуация там постепенно начала меняться. Валентин Михайлович подготавливал инструменты и, видимо, собирался таки идти чинить трубу. А разговор молодых сотрудников электрика Вовы и рабочего Стаса до этого вялый и абстрактный, наконец приобрел конкретику. Обсуждали, естественно, армию. Тема, которая не дает покоя никому из отслуживших и упоминание о которой придает некую самоуверенность даже самому никчемному работнику. Вова, отложив книгу сомнительного содержания, но имеющую вторую, дополнительную обложку для отвода глаз, выдранную из технической брошюры с заглавием «Электромеханика на производстве», рассказывал о службе на Кубе. Он действительно проходил службу на Острове Свободы, в морской разведке, в доказательство чего однажды принес магнитофон и кассеты с жалостливыми песнями под гитару сослуживцев, больше схожими на какие-то причитания, что очень удивило Василия Михайловича: «Что это за песни такие, и еще на Кубе?!» Наверное, он ожидал услышать композиции в ритме румбы или самбы. Но Вова перебивал его: «О, о – Заяц» – имея в виду вероятно прозвище следующего своего товарища, затянувшего новую плаксивую песню под нехитрый гитарный дворовой аккомпанемент. Рассказывал Вова о том, как разрабатывал вместе с другом планы побега еще в московской «учебке», как оказался в первых рядах добровольцев, когда объявили о наборе желающих служить на Кубе и, в общем, не прогадал. Вова всегда был медлителен, даже переодевался очень долго, объясняя при этом: «Понимаешь, я же служил на Кубе, а это – расслабуха», Особенно там запомнились ему два события. Первое – это его первая и последняя попытка поупражняться в стрельбе из автомата Калашникова, принесенного приятелем из другой части. Целился он в землю, но поскольку стрелять уме раньше не приходилось, все же испугался достаточно сильно. Второе происшествие заставило его поволноваться не менее первого.– Мы должны были вдвоем перенести контейнер, – вспомнил Вова, – а под ним скорпион сидел. Я как взялся, сразу почувствовал укол. А потом рука начала постепенно неметь от кисти до плеча. Я даже сначала не понял от чего. Потом нашли скорпиона, меня отвезли на базу в медпункт и вкололи там сыворотку.Рассказывал Вова и о своих дежурствах.– Ставишь широко ноги, опираешься руками на стол и смотришь, следишь за экраном. Называется – стоять в позе «орла».Для наглядности при этом он использовал свободный стол у стены в конце комнаты, на который обычно ставили уже собранные дозиметры – «гробы», как иногда их почему-то называли в цехе.Вова был, можно сказать простым парнем из села, хотя это никак не отразилось на его внешности, а также не мешало время от времени подрабатывать мошенничеством. Лишь некоторая наивность и недостаток образования иногда выдавали его происхождение. Была у него навязчивая идея выехать за границу на заработки и не менее амбициозная – выучиться на психолога. Несколько раз наткнувшись на объявления: «Помогу с трудоустройством за границей, высылай предоплату до востребования», он и сам решил помогать доверчивым гражданам умерить аппетиты, а заодно и вернуть собственные, потраченные на эту идею средства. Сразу после армии Вова устроился слесарем в депо, но работа эта была грязная и вредная, некоторые вагоны, что пригонялись для ремонта происходили зараженные участки Чернобыльской зоны, поэтому он вскоре и перешел в институт на должность электрика, хотя об электричестве имел до этого туманные представления.Методом проб и ошибок освоил новую профессию, отчасти благодаря также помощи всезнающего Валентина Михайловича, к которому обращался время от времени с непосредственностью весельчака – балагура выспрашивая нужные сведения. Стас был на год старше Вовы. Чувствуя некоторое его превосходство, Вова тянулся к нему, можно сказать даже, искал дружбы. Но Стас относился к Вове снисходительно, как-то поверхностно, с иронией. Впрочем, он практически ко всем относился с иронией. Разве что к одному 16 летнему подростку – тугоуму, недолгое время работавшему подсобником он привязался, проявлял живой интерес к его проблемам, давал советы по разным поводам,помогал в сложных для него ситуациях. Также еще можно вспомнилось молодую монтажницу, с которой он мог о чём-то долго и увлечённо разговаривать, сидя рядом с ней за своим столом, что было несколько удивительно для обычно не слишком многословного Стаса. Интересно, но поначалу Стаса вообще можно было заподозрить в крайней стеснительности, первые месяца два он практически ни с кем не общался, только по работе: да, нет, хорошо, добрый день. Это, конечно, нетипичное поведение отслужившего человека и можно было предполагать что он еще не раскрылся до конца и проявит себя в будущем. Так и вышло. Вскоре Стас превратился из молчуна в лидера, которого уважали, ценили, и к мнению которого прислушивались практически все работники института знакомые с ним. Хотя, с другой стороны,поначалу и Володя тоже произвел впечатление закомплексованного человека, в первый день особенно, когда просидел на стуле посреди комнаты цеха, опустив голову несколько часов кряду. Правда, ему это стать лидером не помогло. В рассказах Стаса переплетались как собственные воспоминания, так и традиционные армейские анекдоты. Были там и «похороны сигареты» и «полковник с проверкой», которого смекалистый часовой заставил долго лежать и в грязи (Сколько же им уже лет, о них вспоминают и старики и молодые). При этом не избегал упомянуть и о более суровых буднях:– В первый день послали меня за конфетами. Ну я принес каких-то леденцов, мне же не сказали, что именно брать.Тут вдруг поднимается старослужащий. А у нас у входа висели боксерские перчатки. Я еще думал сначала, зачем они там. Надевает их и бац мне в лоб…За беседой время текло незаметно. Толик полудремал, навалившись на стол и опустив голову на скрещенные руки, изредка улавливая отрывки разговора.– … Сколько прослужил, спрашивает. Год, говорю, отбахал, а сам и полгода еще не прослужил. Хрен его знает что за человек…– заканчивал уже другой рассказ Стас.Скоро обеденный перерыв. Стас пойдет домой, он живет рядом, «на песках», т.е. в бывших плавнях, возле Днепра, исчезнувших под массой намытого песка, на котором и вырос район, так называемые «Пески». Толик с Вовой пойдут в столовую, расположенную возле института, а старик останется на месте, обед он берет с собой.Но пока Стас начал обсуждение темы сплоченности грузин в армии, а также узбеков, армян и т.д. Вова, в свою очередь, старался перевести разговор на морскую тематику и начал настаивать на том, что авианосцев в Советском Союзе не было, а были только лишь авианесущие крейсеры, хотя объяснить разницу между ними у него никак не получалось. Помимо этого, он выразил свое глубокое убеждение в том, что «дедовщина» существовала везде, во все времена, потому как по другому быть не может и высказал еще что-то насчет могущества американского флота.Тут Толик неожиданно вспомнил о том, что самое время взять у наставника краску.– Стас, слушай, мне надо краску взять. Посмотри за Михалычем, – прервал беседу воинов Толик.– Да ща разольем, не беспокойся, – ответил Стас и полез в ящик старика.– Так может войти щас..– Ой, та шо ты как этот…Стас открыл ящик Валентина Михайловича и отлил краску из бутылки себе и Толику. Воровать Стас умел, любил и хорошо чувствовал нужный момент. При том он почему-то ужасно боялся за содержимое своего стола и запирал его разными хитроумными способами, будто там хранил какие-то самоцветы. Такая подозрительность казалось странной, а одни из молодых сотрудников даже сделал вывод о том, что подобным образом беспокоиться о сохранности своего имущества может только тот, кто и сам не безразличен к чужому добру. Стасу не раз уже приходилось открывать стол Михайловича, когда тот по каким-либо причинам не выходил на работу. Не имея при этом особой надобности, так, ради интереса. Ухмыляясь и пробормотав что-то похожее на «глупый дедушка», он лезвием аккуратно срезал самодельную, сделанную из материала вроде пластилина или мастики печать-пломбу предусмотрительного Михайловича, а потом с той же аккуратностью ставил на место. Наверное, он действительно говорил правду, что «в школе был хулиганом, но учился хорошо»и не стал отличником только из-за плохого поведения. Многие так говорят о себе, но если и можно представить, что некогда существовал хулиган-отличник, то нужно представить именно Стаса и никого другого.До обеда выполнить работу Толик не успел. Настало время перерыва. Одноэтажная столовая института была расположена через дорогу напротив. Выйдя за проходную, Толик и Вова вместе с рядом сотрудников сразу туда и направились. Много интересных и оригинальных личностей можно было видеть тут, в потоке деятелей науки. На этот раз нельзя было не обратить внимание на идущего впереди человека в морском кителе. Он не просто шел, он вышагивал каким-то особенным строевым или «морским», но, вероятно, известным только ему одному шагом,старательно переваливаясь всем телом то на одну,то на другую ногу. Его ромбовидная фигура необыкновенным образом сочеталась с красноватым, Мясистым в складках лицом и жесткими белыми с рыжеватым отливом курчавыми волосами. Вероятно, это был один из отставников, в значительной части из которых состоял контингент института. Но как ему хотелось это подчеркнуть! Летом, в жару он носил этот китель как будто, сними его, он потеряет самого себя и снегурочкой растворится на палящем солнце. Но и зимой,в мороз этого же человека можно было заметить вышагивающем на улице в том же самом кителе без верхней одежды, предполагавшего, видимо, на этот раз, что закрыв свой китель гражданским барахлом (не в шинели же ходить по городу) и кроме того не показав морской закалки, он также превратился в невидимку, которого никто не будет замечать, уважать, может и в очередь в столовой не пустят. Вот такие стойкие люди служили на благо страны, об этом тоже нужно помнить. Обогнав морского воина на полпути, Толик с Вовой перешли через узкую проезжую дорогу, вошли в столовую и заняли очередь. На общем фоне, среди стоящих в очереди людей, выделялся один парень лет двадцати пяти. Он стоял чуть поодаль от основной массы, но особенно главным образом его отличал висевший через плечо автомат Калашникова. На террориста он не был похож, больше на охранника в гражданской одежде и тем не менее привлекал к себе внимание. Вскоре в очереди появился морской воин. Он, видно, приревновал молодого человека к оружию и начал негромко комментировать увиденное: юнец, пацан и т.п. У Толика же с Вовой были другие проблемы, нужно было правильно выбрать предложенные блюда: из нескольких тарелок пресно-приторного горохового супа найти тарелку не содержащую коричневых тараканов, маскировавшихся под жареный лук – это на первое, на второе, если отсутствовала изредка появляющаяся в ассортименте порошковая картошка – пюре, зрительно обследовать тарелки с ячневой кашей на наличие мелких насекомых, процентное содержание которых не должно было превышать количество основного продукта.Единственной отдушиной являлся домашний торт Наполеон, приготовленный кем-то из персонала и частями лежавший на тарелках возле кассы. Стоил он дорого, но был необходим, чтобы забыть вкус всего остального. Персонал столовой, в основном состоящий из крестьянского вида женщин, вяло реагировал на слабые попытки некоторых интеллигентов заострить внимание на плавающих насекомых: Где? Какой таракан? Це от лука!... Щас посмотрю… Да, действительно этот… И на все этом заканчивалось. Другое дело столовая, находящаяся на территории завода, к которому принадлежал институт. Там порядки были другие. И готовили лучше, и посторонних предметов попадалось в тарелках меньше. Если и оказывался иногда какой-нибудь болт в борще, то и борщ сразу заменят и даже могут извиниться при этом. А все потому, что представителей рабочего класса там было побольше и в своих требованиях они были более убедительны. Расплатившись, Толик и Вова сели за свободный столик. Тщательно размешав червей в каше с возгласом «Разбегайтесь кто куда», Вова принялся за второе, поскольку первое он не брал. Ну а Толику пришлось отведать весь обед, так сказать, в комплексе. На обратном пути Вова сорвал несколько гроздей рябины, высаженных возле института, чтобы сделать напиток по собственному рецепту из ягод и кипяченной воды. Он пил его вместо чая, считая этот коктейль очень полезным, тем более, что так можно было сэкономить деньги. Поднявшись на 6 этаж, Вова зашел в свою подсобку, а Толик направился обратно в цех.Главным развлечением в подсобке электрика являлась ловля мышей. Для этого использовался чайник с приманкой и нитка, с помощью которой держалась полуоткрытой его крышка. Когда мышь заползала в чайник, Вова, обычно полудремлющий на своем лежаке, перерезал ножницами натянутую и привязанную другим концом у окна нитку,а потом быстро хватал чайник и выбрасывал содержимое в окно,потому как мышь могла выбить крышку и выскочить наружу. Но в это раз мыши Вову не заинтересовали, на пляж идти было поздновато, и вскоре он последовал за Толиком. К этому времени старик уже пообедал, повеселел, и стал более разговорчив.– Ну, чем вас кормили?– Супом с мясом, – ответил Вова, хотя супа он как раз и не ел по причине бережливости– Да?– Да, наваристый такой, с жирными тараканами и еще каша с червями была, – похвастался Вова.– Так это ж белок, это ж здорово!– Я ж и говорю.–Вот нас кормили на флоте…И опять всплыла тема советской армии и военно-морского флота. Тут и выяснилось(в который раз), что Василий Михайлович служил в морской авиации, учился в военном училище, стал офицером.– А потом меня разжаловали. За воздушное хулиганство. Летел я низко над морем, возле берега, сделал несколько кругов и поднял волны-цунами. А рядом были дома – прямо около моря настроили, мать их. И волны их разрушили. Тут меня вызывают – ты что наделал, так и так, снимают погоны. В общем…– Валентин Михайлович, а вы прыгали с парашютом? – поинтересовался Вова.– Твою мать.., да у меня тысячу двести парашютовылетов! – ответил старик.– А было так, что у кого-нибудь парашют не раскрывался?– Да сколько раз! При мне у одного солдатика не раскрылся, до самой земли «мама» кричал – поведал страшную историю старик.В молодости улыбчивый и неразговорчивый, старик теперь улыбался редко, зато поговорить любил. Под настроение. Кроме службы, одной из его любимых тем была война. Рассказы о войне напоминали старые фильмы в стиле «кино и немцы», из которых во многом, вероятно, и черпались сюжеты, однако некоторые из них имели и некую оригинальность. Вова знал это и любил расспрашивать старика, чтобы посмеяться над ним и его рассказами.– Валентин Михайлович, а вы Гитлера видели?– Ха, да я из-за этого Гитлера сам чуть не погиб. Пошел я как-то за молоком в магазин. Стал в очередь. Тут смотрю – что такое, несколько эсесовцев заходит. Нас всех сразу расшугали. А за ними Гитлер. Ну, я плюнул и пошел домой. И вдруг слышу – как рванет, весь магазин разнесло. Оказывается, партизаны знали, что Гитлер в одно и тоже время в этот магазин ходит и решили его подорвать. Но опоздали, он ушел уже.Толик слушал эту историю невнимательно и ему почему-то представилась такая картина:Стоит очередь за молоком. Подходит Гитлер и спрашивает: за кем я буду? Кто-то вдруг сжалился: да проходите без очереди, вы же спешите, наверное. Не тут-то было, в очереди ведь и другие люди стоят: а чего это вы его пускаете, а? Ишь какой?! Каждый норовит без очереди пролезть! И пошло – поехало: «Граждане, войдите в мое положение, у меня сложная обстановка на фронтах». «Ну и что? Мы тут причем? Это ваши проблемы. У нас тут у всех сложная обстановка и ничего, стоим. И вообще, мы вас на эту войну не посылали». Да, разве тут выиграешь войну с нашим-то народом.– А вы партизанили? – тем временем продолжал интересоваться допытливый Вова.Толик очнулся от фантазий и опять ему бросилась в глаза наклейка на стуле Вовы «Президент», вырезанная из пачки сигарет одноимённого названия.–А как же, – не задумываясь ответил старик, – сколько евреев прятал, спасал. Жалко ж их, хоть они и падлюки…– Да вы что.. а страшно было?– Вот когда через Днепр переплывал – партизанам помогал, – был у немцев на мушке, вот тогда страшно было. Аж пригнулся, думаю, пальнут или нет. За Днепром партизанские отряды находились. И немцы следили за этим участком.В этот момент раскрылась дверь и в цех вошел очень тощий и сгорбленный – приятель Валентина Михайловича, радист. Мелкими шагами он с трудом дошел до Валентина Михайловича, поздоровался и сел рядом.– А на каких самолётах вы летали? – не унимался Вова.– Да на каких только не летал. Новые самолеты Петлякова испытывал. Петляков всегда со мной советовался, никому не доверял. На полигоне сам присутствовал. Обычно после посадки подхожу к нему и говорю: так и так, вот это нужно доработать и это.Тут радист начал живо интересоваться и удивляться необыкновенным приключениям Валентина Михайловича, искренне пытаясь вникнуть в суть дела. Сколько он переслушал подобных историй и ведь на разучился же удивляться за столько лет. Однако вскоре он перевел разговор на свою излюбленную тему.– А ты знаешь, Костя Мельников умер. Сидел на остановке, упал со скамейки, пока вызывали «скорую» - умер, всё. Инсульт, представляешь?! Недавно только хоронили Колю Васильченко и вот теперь Костя… А как умер Вася Шепель, помнишь? Тоже вышел из дома, упал…Старик-радист работал в компании очень веселых и жизнерадостных людей и, наверное, ему там и поговорить – то только было не с кем, да и не о чем.Василий Михайлович же слушал приятеля в пол-уха, изредка вставляя в разговор «а…», «да…», «ну да…», «да ты что…», «да ну…». Видно было, этот разговор его мало занимал. Впрочем, стало скучно и Толику. Обычно в таких случаях, если не было работы, он уходил в библиотеку и мог оставаться там длительное время. А поскольку работу он уже сдал, значит, именно сейчас оказался как раз такой случай. Библиотека института располагалась на четвёртом этаже в специально отведенной для нее просторной комнате, являющейся одновременно и читальным залом, в котором, кроме Толика, никто никогда ничего не читал.Не сказав ни слова,. Толик торопливо покинул помещение цеха, спустился двумя этажами ниже, зашел в библиотеку и провел некоторое время за изучением новинок зарубежной военной техники, поскольку ничего другого там не было. Возвращался он с каким-то смутным беспокойством, которое всегда его охватывало после посещения библиотеки – вдруг там что без него – и с мыслями об особенностях натовской брони Чобхем, о причинах успеха бельгийских тральщиков времен иракской войны, и о не оправдавших надежд самолетах Харриер, закупленных и поставленных на вооружение армии США. Но за время его отсутствия каких-либо радикальных изменений не произошло, если не считать радиста. Его уже не было. Старик сидел за работой и что-то насвистывал вибрирующим киношным ретросвитом, а Стас с Вовой о чем-то спорили.– Законы нужны, тогда все заработает, самое главное – принять правильные законы, - убеждал Вова и чем больше он пытался убедить Стаса в своей правоте, тем почему-то глупее становилось выражение его лица. В чем тут взаимосвязь трудно определить, но тем не менее взгляды Вовы особой популярностью не пользовались. Для Стаса же спор был вообще своего рода развлечением и средством от скуки, доказать в споре противоположное любому высказыванию являлось такой же игрой для него как шашки, шахматы, домино или карты.На своем столе Толик обнаружил новую работу – опять платы с чертежом и спецификацией («спцфкацией», как сказал бы старик). Не спеша он развернул чертеж и начал рассматривать начерченные фигуры. В это время в коридоре раздался шум. Шум производил человеческий голос, но понять его значение казалось совершенно невозможным.– Эйуговозныхан… – произносил некто очень громко и повелительно.Несведущий человек подумал бы, что по коридору расхаживает сумасшедший, однако никто из сотрудников этому не удивился.– Хех, громкоговоритель идет, – чётко определил старик.«Громкоговоритель» - прозвище начальника цеха. Основное время он проводил на заводе и лишь изредка наведывался в институт. Его манера общаться никого не удивляла, а некоторые даже могли разобрать его речь. В цех сразу же ворвалась мастер.– Валентин Михайлович, пойдемте.– От уже, ходят тут, беспорядок нарушают, – отозвался старик. Следом за ним вышел и Стас, но вскоре вернулся со связкой наточенных ножей и начал бросать их поочередно в деревянный ящик на полу. Ножи переворачивались один раз и четко попадали острым концом в цель. Толика заинтересовало это обстоятельство.– Сколько раз у тебя переворачивается нож? – поинтересовался он.– Один.– Странно, но я все время видел как в боевиках метают ножи и они летят кубарем – переворачиваются множество раз, но попадают тоже именно острым концом.– Не знаю, один раз должен. Есть оцентрированные специальные ножи, их как ни брось – встрянут по-любому. У нас один мужик был, мог бросить вообще все: вилку, нож, ножницы, – все встрянет.– Что, солдат?– Да какой солдат, солдат в конце службы – мордоворот неповоротливый, еле движется. Офицер, конечно. На пробежках сам бежал впереди, а потом и отстающих успевал подгонять.Наконец, ножи закончились, Стас собрал их и положил на свой стол.– Что-то дедушка задерживается, – заметил он, чему-то усмехнулся и занялся другими важными делами.Стас часто называл Валентина Михайловича «дедушкой» за глаза, и в этом было что-то уничижительное для бравого бодрящегося морского авиатора.Рабочий день тем временем подходил к концу. Старик вернулся в бодром расположении духа и в этот раз разговор уже пошел о делах гражданских. Например, Валентин Михайлович рассказал о том, какой отвратительный борщ он ел в Ленинградской столовой.– И это они называют борщем!Рассказывал он и о других вещах, происходящих за границей.– Да они вообще работать не умеют. И не хотят! У них картошка гниет на полях. Да выйди ж ты в поле, набери себе мешок. Нет, он голодать будет, но не пойдет. О такие ленивые!Старика можно было заподозрить в украинском национализме, но ведь по национальности он – то был русский. Вот где загадочная славянская душа…IIТолик шел в институт с твердым намерением выдержать экзамен на разряд. Он долго готовился и выучил практически наизусть один билет. Этот билет ему выдали заранее и теперь, во время экзамена, его нужно было незаметно заменить на тот, который уже придётся вытянуть на экзаменационном столе.От остановки до института около километра пути вдоль проезжей части. По правую сторону дороги, огороженные высоким забором с колючей проволокой, протянулись серые невзрачные корпуса завода, которому принадлежал институт. Воздух рядом был пропитан какой-то особой грустью и ностальгией. Слева высыхающие плавни доходили почти до края дороги, образовав небольшое озеро,затопившее ряд старых деревьев.Вид его завораживал и чем-то притягивал путника.Проходя мимо казалось,что тут находится необычный,сказочный мир,независимый от окружающей суеты, промышленных объектов и далекий от насущных проблем проходящих рядом людей. А если окунуться в мутную зеленоватую воду, то можно оказаться в неком подводном царстве подобно былинному герою Садко. Но Толик всего этого не замечал. Он повторял выученный билет, ничего больше не интересовало.Он был уверен в себе, однако уже подходя к институту обнаружил волнение. Волнение постепенно нарастало по мере того, как ему приходилось отвлекаться на разные мелочи вроде вахтеров, лифта, сотрудников и особенно усилилось почему-то у входной двери в цех. Войдя, даже привычное «Добрый день» он произнес немного дрожащим голосом и со странной несвойственной ему интонацией. Но уже в самом цехе оживленная атмосфера отвлекла и несколько успокоила его. На этот раз работы там было много в помощь даже пригласили некоторых инженеров. Все они хорошо друг друга знали и были дружны с Валентином Михайловичем. Велись непринужденные беседы на отвлеченные темы.– Как же так, – сетовал один из приглашенных инженеров – такая могучая держава была. Строили, строили и все развалилось.– Значит, так строили, – предположил Стас.Толик не вникал в суть беседы. Он открыл ящик своего стола, положил туда билет и закрыл на ключ. Потом подошел к окну , пытаясь сосредоточиться, начал снова повторять про себя выученный билет.– Знаешь, когда начинается старость? – тем временем интересовался у Валентина Михайловича другой инженер – хохмач.– Ну?– Когда все молодые женщины начинают казаться красивыми.– Хе – хе – хеИ тут внезапно открылась дверь и вошла мастер.– Так, ну что, готов? – обратилась она к Толику. Этот вопрос застал Толика врасплох. Все происходило как-то слишком быстро, но отступать было некуда.– Да, сейчас, – ответил Толик.– Ну давай, мы тебя ждем.Толик кинулся к своему столу, дрожащими руками вытащил из кармана ключ, с трудом просунул в замок стола и повернул. «Дах»-раздался глухой звук… Толик не мог поверить в случившееся. Силуминовый ключ сломался. Именно сейчас! Сколько раз в цехе ломались и отлетали эти дурацкие зубцы у ключей. Но у него ни разу такого не было. И вот именно теперь, когда в столе находится билет от которого зависит исход экзамена… Подобные невеселые мысли мгновенно проносились в голове Толика. И что теперь говорить? Что сказать? Сказать как есть? А если начальство об этих фокусах не знает? Даже если и знают, все сделают вид, что не знают. Как они посмотрят на него, видели ли они еще такого идиота? Ради него одно собрались и вот… Позор! 9 месяцев труда псу под хвост!– Ну что ты там, давай быстрее! – приоткрыв дверь крикнула мастер на весь цех.– Да сейчас, – не нашелся ничего другого ответить Толик.«Чорт, ёкарный бидон! Надо было сейчас ей сказать о ключе», – подумал Толик. Но уже поздно.-А я один раз пришёл на свидание,идём,гуляем и вдруг чувствую-расстройство желудка!Подожди,говорю,сейчас я приду и сбежал прямо через...-рассказывали между тем весёлые истории инженеры.И Толик вдруг вспомнил о наставнике. Как же это он забыл о нем. Кто же еще должен воспитывать, наставлять и давать советы, тем более в трудную минуту. Он же пока еще его ученик! Не раздумывал более Толик прыжком преодолел расстояние меж их столами.– Валентин Михайлович, у меня ключ от стола сломался, а там билет для экзамена… – кратко обрисовал ситуацию Толик.Валентин Михайлович усмехнулся, достал небольшую арматуру, не спеша, по-хозяйски подошел к столу Толика и, поддев ящик, одним движением взломал замок. Толик был спасен. Захватив билет, на одном дыхании он залетел в кабинет зам. начальника цеха, выбрал среди разложенных на экзаменационном столе второй, положил его в тетрадь для подготовки, а через некоторое время, сделав кое-какие заметки в тетради, достал оттуда первый, предъявил экзаменаторам и неверным, дрожащим голосом рассказал заученный ответ.Экзамен был сдан. Толик получил долгожданный разряд и с этого момента он уже считался слесарем – сборщиком р/а II разряда. Зайдя в цех и приняв поздравления, он остановился возле окна, глядя на полосатые склоны холмов чередующейся лесистой и степной частей острова. Нагромождение деревьев и кустарников придавало ему чуть ли не экзотический вид, а прибрежные строения санаторных корпусов в старом стиле так и вообще создавали образ таинственных графских угодий в воображении стороннего наблюдателя.Это летом. Зимой же внимание отсюда обычно привлекали небольшие буксиры, суда, застывшие среди обледенелой реки и при этом почему-то вызывавшие у Толика неодолимое желание стать моряком.К обеду подуставшие инженера разошлись. Цех опустел. Слышно было лишь ворчание старика:– О так, будут знать как в цехе работать, а то считают – подумаешь, гайковерты…
|
|
| |